27 января 1944 года была снята блокада с города Ленинграда. А 21 февраля 1965 года в районной газете «Искра» были опубликованы воспоминания нашего земляка, в то время работавшего мастером Большепесчанского молзовода Ивана Васильевича Максимова, который тоже был в рядах защитников Ленинграда.

«Дорога к Ленинграду была одна - через Ладожское озеро, - вспоминал Иван Васильевич. - До его берегов со станции Волховстрой наш эшелон добирался всю ночь. Лишь на рассвете мы достигли ладожского берега и, окопавшись, стояли в ожидании барж несколько суток. Над головами гудели немецкие самолеты, пытавшиеся обнаружить нас. Но мы находились под надежным прикрытием леса, да и советская авиация охраняла нас.

В эшелоне я подружился с москвичом Марковым. В эти дни ожидания мы написали письма родным, на всякий случай, обменялись домашними адресами.

На пятый день нас погрузили на баржи, и мы отправились в Ленинград. Недалеко от противоположного берега на нас напало 9 немецких самолетов. С корабля, сопровождавшего баржи, открыли огонь, 4 самолета было сбито, а остальные, разбрасывая бомбы куда попало, повернули обратно.

На другом берегу мы выгрузились в полдень и, разбившись по взводам, через болота направились к Ленинграду. Труден был этот переход.

Не успели мы толком отдохнуть, как в Ленинграде была объявлена воздушная тревога. Вместе с другими бойцами я сбрасывал с крыш ленинградских домов зажигательные бомбы, за что получил от командира первую благодарность.

Передавая так близко находилась от города, что туда бойцы, в том числе и я, отправились на трамвае. Недалеко от кирпичного завода заняли оборону.

Через 2 недели наш полк по приказу командования отходил, и наша рота прикрывала его отход еще сутки. Однополчан мы догнали только под Невской Дубровкой. Там меня с земляками Старовойтовым и Постниковым, и омичем Кудрявцевым определили в отдельную минометную роту.

Положение было тяжелым. 20 октября фашисты разбросали с самолетов листовки, в которых хвастались, что через день они будут пить чай в Ленинграде и гулять по Невскому проспекту. Что из этого получилось, известно теперь всему миру.

А тогда… После полудня 21 октября, получив приказ, наша четверка, используя дымовую завесу, переправилась на правый берег Невы, в то место, которое называлось «пятаком смерти». Позади была река, впереди – сосновый бор, где находились огневые позиции врага. Окопавшись, мы четверо суток вели наблюдение за ними, ракетами показывали нашим огневые точки фашистов и одновременно из автоматов вели огонь, создавая видимость большого количества наших солдат.

На пятые сутки к нам переправились еще 7 человек под командой замполита Постникова. Я предложим им занять позиции левее, под крутым склоном берега. Но на другой же день немцы их обнаружили и жестоко обстреляли из минометов. Никто не остался в живых.

В тот же день к нам переправились остальные бойцы роты. Рассредоточив минометы в удобных местах, мы вели огонь по фашистам. Но силы были неравными. Мы теряли боевых товарищей.

Нас оставалось только трое…Еще раньше к нам переправилось 4 танка «КВ». Но закрепиться на берегу им не удалось, и они неподвижно стояли там, где их настигали немецкие снаряды.

Две недели, залегая под танками, мы вели оборону. Еще один из троих был убит. Вдвоем с ленинградцем Зуевым еще 8 суток отбивали атаки врага. Был у нас пулемет, 6 автоматов, изрядное количество патронов, не меньше сотни гранат.

У пулемета с Зуевым находились поочередно, сменяя друг друга. Пулеметным и автоматным огнем, гранатами мы отбивали атаки врага. Помогала находившаяся на противоположном берегу наша артиллерия, авиация.

11 декабря немцы подожгли один из танков, в котором находился наш снайпер. Я попытался его спасти, но было уже поздно. А когда стал выбираться из горящего танка через нижний люк, взорвалась немецкая граната, осколки которой попали мне в голову, левый бок и в обе ноги.

- Пробирайся под третий танк, - сказал мне Зуев.

Превозмогая боль, я пополз. У танка встретил командира батальона, который сделал мне перевязку.

На пути в санчасть меня ранило еще раз – в кисть правой руки. С одним из раненых мы пролежали в воронке до темноты. Поздней ночью нас подобрали санитары.

В санчасти я увидел Зуева. Он тоже был ранен…».