Люди земли называевской

Солдатская дорога с гармонью веселей

В гости к Александру Ивановичу Першину я пришла без приглашения. Признаться, опасалась, что ветеран может не обрадоваться моему визиту. Но напротив, Александр Иванович, буквально на днях отметивший свой 91-й день рождения, встретил меня радушно, хотя было пытался отказаться рассказывать о себе. "Ну что про меня писать? Я же был рядовым солдатом. Выслужиться не выслужился, хотя кое-какие награды да следы от ранения у меня есть. Но какой я герой?". А потом, помолчав несколько минут, добавил: "Хотя, что греха таить, часто я о былом думаю. Чем мне еще в 90 лет заниматься? Тем более, что слышать почти перестал, по телевизору только картинки смотрю. Вот и вспоминаю, вспоминаю...".

А вспомнить моему собеседнику действительно есть о чем. Вот память выхватывает кусок из детства: 1932 год, когда полным ходом шла коллективизация. Семья Першиных отказалась вступать в колхоз, что был создан в деревне Яман Крутинского района. Обложили родителей по-твердому, а потом и вовсе все забрали, даже кошек и тех на пушнину прихватили. Пришлось Першиным переезжать в Называевск.

Вот мама ведет Сашу в школу. На руках у них справка об окончании деревенской четырехлетки. Но директор школы имени М. Горького Попов отказался принимать мальчонку с такими документами. Пришлось им развернуться и пойти домой не солоно хлебавши. Так и остался паренек с четырьмя классами образования.

Еще один момент из подростковой поры. В 1936 году устроился Александр Першин на работу молотобойцем в артель "Свой труд". Спустя несколько месяцев, друзья переманили его в "Заготзерно". Так сложится жизнь, что несколько десятков лет, вплоть до выхода на пенсию, будет он работать там.

А вот еще одна яркая картинка. 23 августа 1940 года забрали Александра Ивановича в солдаты.

- Посадили нас с парнями в телячьи вагоны и повезли на Дальний Восток, - говорит Александр Иванович. -6 суток добирались только до Хабаровска, а там в солдатскую форму переодели и дальше на Сахалин, на границе служить. Тогда этот остров был разделен между Советским Союзом и Японией. Моим местом службы стала застава Некрасовская. Пограничники без дела никогда не сидят: караулы, патрулирование береговой полосы длиною 18 км, стрельбы, учеба. И так изо дня в день. Думал, отслужу, как положено, и домой. Мы же тогда о войне вовсе не думали. Раз подписан с Германией акт о ненападении, какая война может быть?

И тут как гром среди ясного неба: по радио объявляют о нападении гитлеровских войск на Советский Союз. И сразу на советско-японской границе повисло страшное напряжение. Тогда на Сахалине добывали много нефти, которая шла на нужды нашей промышленности и армии. Конечно, все мы не раз писали рапорты с просьбой отправить нас на действующий фронт, но получали отказы. Видимо, действительно нужны были тут, на восточных рубежах. Тем более, что мы постоянно ждали, что японцы могут развязать войну. Бывало, что и форму по несколько дней не снимали, оружие из рук не выпускали, даже в дзотах жили. Да еще прибавить к этому то, что мы всегда были полуголодными. В Ленинграде давали в руки по 200 граммов хлеба, а нам по 400 и небольшой приварок из сои или фасоли. Но ничего, выдюжили, понимали, что на передовой солдатам еще тяжелее.

А потом была Победа. Как вспоминает мой герой, об этой радостной новости все тарелки несколько дней пели. А какой они салют из оружейных залпов устроили. Казалось бы, вот она долгожданная мирная жизнь. Но один за другим потянулись на Восток эшелоны с советскими солдатами. Ясно становилось, что и там, на дальневосточных рубежах, будет жарко.

Спустя три месяца, после победных майских дней Советский Союз объявил войну Японии. На рассвете 9 августа 1945 года советские войска начали интенсивную артподготовку с моря и с суши, а затем пошли в наступление.

- Объявили тревогу и у нас, - опять мысленно переносится в прошлое старый солдат. - На построении мы получили команду погрузиться на катера и отплыть в один из портов Карафуто (Южного Сахалина), где нам предстояло прикрывать высадку наших морских пехотинцев, которые наступали из Совгавани. Ударили мы мощно, все-таки вооружены были хорошо. Но и японцы сдаваться так просто не собирались. Бои шли жестокие, сколько народу полегло, и юнцов безусых, и фронтовиков старых. Никого пули да осколки не жалели, вот и меня на 8-й день наступления здорово посекло. Вроде шли в атаку, а потом снаряды ударили, и темнота…

Очнулся я только в госпитале, куда меня доставили с поля боя на катере. Оказалось, что осколками мне повредило руку и ногу. А еще меня сильно контузило. Раны затянулись быстро, а слух несколько месяцев восстанавливался. Думал, что демобилизуют, тем более, что опять Победа за нами была. Но нет, пригодился я еще на границе. Служил-то долго, опыт большой имел, да к тому времени старшего сержанта получил и в помощниках комвзвода ходил. На год мне еще службу продлили.

Примолк Александр Иванович, вспоминая то время. А я смотрела на него и думала: "Каково это - смотреть смерти в лицо? Самому нести смерть, идя вперед с оружием в руках?" И, словно прочтя мои мысли, тяжело вздохнув, он вдруг сказал: "Только дураки смерти не боятся, а здравомыслящему человеку всегда страшно. И мне боязно было, но я же был солдатом, а они приказы не обсуждают. Тем более, что мы за страну свою воевали, за родителей и жен будущих".

И на какое-то время повисла тишина, заполненная грустью, плескавшейся в выцветших от времени солдатских глазах. О чем думал он, герой сороковых? Может о том, как терял товарищей, а может о том, как нелегко жилось после добытой потом и кровью Великой Победы. А может, грустил о своей супруге Феоктисте Кузьминичне, которую, по его собственному признанию, когда-то "выглядел" в окно, три раза в кино сводил, а потом замуж позвал, и 52 года делила она с ним кров и заботы. В 1999 году ушла она в мир иной, и живет теперь ветеран с сыном, главной своей опорой.

Да и здоровье пошатнувшееся радости не добавляет. "Попробовал недавно сам дойти до магазина, - жалуется Александр Иванович, - но уже не так крепко держат ноги. Наверное, не удастся теперь навестить старого друга, тоже ветерана Александра Смаршкова, который живет на моей улице. Болеет он слишком, да и я теперь не добреду до него. Может, и не доведется свидеться нам вновь. Кто знает, сколько еще нам судьбой отмерено?".

Еще и со слухом проблемы у Александра Ивановича, а руки так и тянутся развернуть меха любимой гармошки и как раньше вдарить веселой пляской. Очень уж охоч он был до этого дела, а гармонь просто пела в его "объятьях". За мастерство это очень сержанта Першина сослуживцы уважали. Тяжела служба, а заиграет гармонь, и жить солдату сразу легче становится. Да и в мирное время мелодичные переливы першинской гармошки радовали народ. И сейчас у ветерана в доме на видном месте стоят два инструмента. Не удержался все-таки он, взял гармонь в руки и сыграл для меня вальс, татарскую плясовую да мелодию песни одной современной певицы, что подобрал несколько лет назад на слух, посмотрев по телевизору праздничный концерт.

А сам он на праздничные митинги уже несколько лет не ходит. "Приезжали вчера ко мне с поздравлениями, приглашали на 9 Мая. Но отказался, слышу плохо, да и трогательно это очень для меня, волнуюсь я сильно".

Прощаясь, я пожелала ветерану здоровья и обязательно отметить 100-летний юбилей. Конечно, сказать хотелось еще так много, но что слова в сравнении с тем подвигом, что совершили они, солдаты той Великой Победы?

Наталья Гладышева.