Поселились в бане у Егора Бондарькова.Чтобы как–то жить, отец вступил в колхоз. Мастер на все руки, он сделал деревянную борону и на себе боронил землю. Приходилось ему и сеять, и жать серпами хлеб, и молотить зерно цепами… А мама бралась за любую работу: за крынку молока ткала полотно, помогала по хозяйству более-менее обеспеченным нововоскресенцам. Прекрасно помню, как мы уплетали жмых из подсолнечника, и он нам казался вкусным-превкусным. А однажды наелись жмыха из хлопка и отравились. Мама отпаивала нас молоком.

Баня дядьки Егора, в которой мы жили, топилась по–белому. И вот однажды к нему во двор зашел какой-то чиновник и говорит: «Или выселяй их, или мы тебя обложим налогом». Пришлось нам переселиться в баню другого родственника – Василия Валикова, которая топилась по–черному. Каждую субботу мама натапливала баню, и пока там мылись, мы находились в доме дядьки. Все свои вещи мы на это время выносили на улицу. Когда помывка заканчивалась, мы затаскивали наш скарб в баньку и располагались, кто на полке, кто на полу.

Но родители не падали духом и работали от зари до зари и летом, и зимой. Колхоз нам продал коровенку, а когда рассчитались за нее, отец купил в Князево деревянный домишко и перевез его в Нововоскресенку. Отец был и плотник, и столяр, и жестянщик, поэтому он быстро построил дом. Жить стало полегче. Но началась эта проклятая война.

Всего одно письмо прислал с фронта старший брат Адам, он пропал без вести в первые дни войны. Забрали в армию и младшего брата Сергея. А отец наш для службы был по возрасту не гож. В те лихие годы он работал бригадиром полеводческой бригады. В колхозе были поля, на которых выращивали только семенное зерно. Сами знаете, как тяжело было тогда убирать урожай, ведь в деревне остались только женщины, старики да дети. И одна полоска с семенным зерном до морозов так и осталась несжатой. Но председатель колхоза подал в район сводку о том, что все семенное зерно убрано. А здесь возьми да и приедь комиссия из района. Землю уже подморозило, а у самой дороги, как едешь на Нововоскресенку (сейчас здесь расположены дачи) стоит несжатая полоска. Председатель–то выкрутился, а моему отцу накрутили по самую катушку – на семь лет заключили его за колючую проволоку. Правда, отсидел он 5 лет и три месяца, потому что попал под амнистию.

Остались мы с матерью одни. Ох, и досталось же нам сполна. Приходило местное начальство и заставляло маму займы подписывать, и если что не так, за грудки трясли, не забывая напомнить, что она жена врага народа. Приходилось подписывать, хоть и не было у нас денег. Жили-то мы за счет того, что по 30 соток картошки сажали да коровенку держали. Ранним утром, пока идти в колхоз на работу, мама бежала за деревню, чтобы хоть немного покосить сена для нашей буренки, а я уж гребла траву. Сено грузили в тележку, впрягались в нее и тянули до самого дома.

Тяжело жилось народу во время войны, некоторые нововоскресенцы пухли от голода, а некоторые и умирали. Помню, как-то зимой сдохла лошадь, до приезда комиссии и составления акта о падеже, труп животного закрыли в амбаре. Так оголодавшие люди сорвали этот замок и разделили падаль между собой.

В 13 лет я научилась и хлеб жать, и снопы вязать, и косить. Научилась и на бычках, и на коровах пахать и боронить. Помню, поехала зимой в лес на бычках за дровами, промерзла до самых костей. А ведь надо дерево спилить, обрубить ветки, распилить на чурки, вынести их из леса и сложить на воз. Подойдешь к березке, обнимешь ее, плачешь и молишь: «Помоги, милая!». И ведь ничего, выжила.

Закончила семь классов. Выучилась в Тюкалинском техникуме на зоотехника. Правда, работать по специальности не довелось: сначала за прилавком магазина стояла, потом на водокачке работала. В декабре 1949 года вышла замуж за фронтовика Алексея Барсукова. Скоро 60 лет как мы идем одним путем. Троих детей вырастили. Счастливы от того, что у нас есть внук, две внучки и два правнука. Я радуюсь каждому прожитому дню и молю Бога, чтобы нашим детям, внукам и правнукам никогда не удалось испытать того, что пережили мы.

Мария Федоровна Барсукова,

г. Называевск.